Меланхолика, человека пленённого депрессией, часто изображают изможденным, обессиленным, скорбным. Но есть и другая ипостась меланхолии, ипостась, изображённая в частности на одноименной гравюре Альбрехта Дюрера. Это меланхолия, которая умеет быть щедрой, умеет генерировать, которая вдохновляет на свершения, направляет человека в русло творчества, помогая пережить ему драму утраты.
Мы можем сказать, что творческий процесс иногда дарит опору, не позволяя провалиться в глубины депрессии. Творчество бывает и оберегом от психоза. Можно вспомнить имена многих творцов, страдающих меланхолией, паранойей и шизофренией: Гойя, Арто, Шуман, Кафка, Ван Гог, Врубель, Гоголь, Гёльдерлин, – лишь некоторые из них.
Слово «меланхолия» исчезает из современных психиатрических классификаторов, но появляется термин «расстройства настроения» или «аффективные расстройства», а клиническая форма с чередованием мании и меланхолии носит название биполярного расстройства (ранее – маниакально-депрессивного психоза).
Мы видим, что современное название для врачебной диагностики достаточно удачно, ведь в нём отображен акцент прежде всего на эмоциональном состоянии человека.
Тем не менее слово «меланхолия» представляется особо уместным психоаналитику, для которого основание для диагностики – это не просто набор симптомов, но способ человека организовывать свою жизнь, обходиться со своим желанием и страданием, иначе говоря, та психическая структура, матрица, в которую вписывается и симптом.
Некоторые аналитики ставят меланхолию в один ряд с другими психозами, некоторые считают меланхолию отличной от психотической структурой психики (ведь на фундаментальный вопрос Другого меланхолик отвечает молчанием, а не отрицанием). Меланхолия отличается от психоза и тем, что не обнаруживает провалов в означающей цепочке, которая сбережена в целостности, но субъект перемещается по ней либо слишком медленно (вплоть до замораживания в мёртвой точке), либо слишком стремительно (при мании).
Этимологические корни поэтичного слова «меланхолия» указуют на чёрный гнев. Меланхолия – это ответ психики на очень раннюю утрату дорогого объекта, объекта, который в равной степени любим и ненавидим. Меланхолик сердится на несовершенства любимого объекта, но так как разъединения с ним в полной мере так и не произошло, меланхолик истязает вместо него себя: он прибегает к постоянному самоуничижению и уничтожению своего Я. Пока ему самому неведомо, на кого в действительности он нападает, он может продолжать любить объект, мучая себя вместо него. Меланхолику как правило легче переносить внешние катастрофы, чем другим людям, так как главная катастрофа уже разыграна внутри.
Социальные связи могут даваться меланхолику относительно просто, хотя его поглощенность собственным трауром отдаляет его от тёплых связей с людьми. Гордо лелея своё страдание, меланхолик может пренебрегать другими. Он не прощает им их ошибки, но он чрезмерно строг и к собственным: любое несовершенство, несоответствие Идеалу запускает процесс распада нарциссического образа и приводит к интенсивному страданию. Поэтому признание творчества меланхолика так для него важно: взгляд Другого, пленённый красотой произведения, восхищается и его творцом, и это позволяет меланхолику поддерживать хрупкую самоценность.
В творчестве меланхолика первичный утраченный объект трансформируется и восстанавливается, он реконструируется, уже было потерянный, в своём первоначальном великолепии. Творчество покрывает пустоту, оставленную в душе меланхолика уходом объекта. Произведение искусства – это место обитания Эроса и Танатоса, место, где утраченный объект сново являет себя в своей грандиозности. Меланхолик очарован Смертью, а творение требует жизненных сил, творение поддерживает жизнь в том, кто готов упасть в объятия небытия. Творчество приводит в некую организацию Реальное, утихомиривает влечения, образует щит от тревог и хаоса, поддерживает связь с социальным Другим. Творение исцеляет раны.
Мы видим как часто многоликое страдание соседствует с одаренностью, талант расцветает на фоне меланхолии, создавая фантасмагорические сюжеты. Фуко говорил, что безумие – это смысл разбитый вдребезги. Мы могли бы добавить, что в творческом процессе смысл воссоздаётся. Творчество словно защита от поглощения Чёрным Солнцем меланхолии, хотя сама меланхолия может быть и истоком творчества. Это свидетельство того, что иногда то, что можно было бы назвать архаичным и примитивным в терминах теорий развития, оказывается куда более искусным и ювелирным, чем «зрелая» психика невротического субъекта.
Автор: Светлана Карпцова
